Датчанин на дне Невы

Выбирая объекты для показа, «Открытый город» не ограничивается шикарными зданиями, богато отделанными мастерами прошлых эпох. В сферу внимания Проекта попадает всё больше промышленных предприятий, и это закономерно: ведь Петербург – город-труженик. Одно из знаковых петербургских предприятий – Адмиралтейские верфи, берущие исток ещё в петровском времени.

Ландшафт вокруг этого старейшего предприятия нашего города вполне промышленный: издалека видны силуэты высоченных кранов, взгляд не проскользнёт мимо краснокирпичных стен производственных корпусов. Раньше, век-полтора назад, образ судостроительной верфи подчёркивался ещё и лесом мачт и труб кораблей, которые прибывали в Петербург, уходили из него в Финский залив, стояли у причала, строились и ремонтировались. Акватория Невы тогда жила полнокровной жизнью, и на водной глади, как сейчас на автотрассах, нередки были столкновения, аварии.

Одно из таких «дорожно-транспортных происшествий» случилось как раз напротив Адмиралтейских верфей 7 октября 1897 года. В этот злополучный день здесь затонуло принадлежавшее акционерной компании «Торн» в Копенгагене океанское судно «Марстранд», направлявшееся в Финский залив. Вот как газеты по горячим следам описывали это событие. «С правого бока прямо на «Марстранд» с шипением быстро надвигался громадных размеров опасный собрат – угрюмый германский пароход «Цезарь». На лицах матросов изобразился ужас. Предупредить опасность не было уже возможности».

Протараненный датский пароход, опустился на дно, жертв удалось избежать, однако все попытки оперативно поднять судно не увенчались успехом. Затонувший «датчанин» был оставлен «на зимовку» на дне Большой Невы. «Как бы напоминая миру о своём существовании и точно протягивая руки с просьбой о помощи – над поверхностью воды высятся две мачты погибшего «Марстанда». Натянутые снасти под напором сильного течения дрожат точно в лихорадке, как дрожит иногда человек, долгое время пробывший в холодной воде», – так описывала газета место затопления парохода.

Судно планировалось поднять за зиму, до начала навигации, чтобы освободить фарватер. Для этой цели привлекли водолаза, который занимался разгрузкой камней с затонувшего транспорта. Судно было заполнено шпатом – широко распространённым в природе минералом, применявшимся в различных отраслях промышленности. Репортёр сообщал в январе 1898 года: «На большой чёрной барже, стоящей у мачт затонувшего парохода, установлен паровой кран, который поднимает сквозь большую прорубь во льду корзины со шпатом, наполняемые водолазом в трюме парохода. На льду у проруби стоят два воздушных насоса, которые питают по трубам водолаза. Сигнальные верёвки и гуттаперчевые трубки покрыты слоем льда и трещат при малейшем движении».

Прорубь служила и «окном» для водолаза, работающего без искусственного света. «Впрочем, говорят, теперь светлее работать, чем летом, так как вода не так мутна и гораздо спокойнее», – отмечал журналист. Работа продвигалась медленно. Водолаз находился в воде непрерывно около двух часов и при всём своём усердии за это время успевал нагрузить камнями сравнительно небольшую железную корзину. За день успевали поднять не более четырех-пяти корзин с грузом.

«Надо иметь в виду, в каком тяжелом и неудобном костюме он работает – описывал репортёр действия водолаза, наблюдая за его манипуляциями, как и многие петербуржцы, с набережной. – Достаточно взглянуть на него, когда он, как морское чудовище, выходит из воды и тяжёлой, усталой походкой идёт отдохнуть и обогреться. Несмотря на все технические усовершенствования, работу водолазов нельзя назвать безопасной и с искренним сожалением смотришь на человека, который за 50 рублей в месяц так часто заглядывает в глаза смерти».

Когда «подводный труженик» в очередной раз поднялся из проруби, журналист не упустил возможности вступить с ним в беседу: «Что, любезный, холодно под водой?». «Нет, барин, гораздо теплей; только воздух холодный подают по трубе – очень уж дух захватывает», – охотно отвечал водолаз. «А что, есть для вас разница в работе летом и зимой?», – поинтересовался газетчик. «Нет, почти что всё единственно, ведь нам погода всё одна; оно, конечно, летом ровнее работать, потому что вода прохладнее, чем воздух наружу». Минут через десять рабочий снова навинтил тяжелый шарообразный шлем водолазу и помог ему спуститься по лестнице под воду…

Вскоре пароход был окончательно разгружен, но извлечь его из воды сумели не скоро. Сначала мешал ледоход, потом при попытке подъёма оторвалась часть кормы, затем корпус треснул посередине – даже хотели резать судно под водой на части, чтобы освободить, наконец, невский фарватер. Лишь 10 августа 1898 года «злополучный пароход», как называли в газете «Марстранд», почти год пролежавший на дне Невы, был поднят.

«Неприятное впечатление производит злосчастный «Марстранд», – описывал свои впечатления журналист-очевидец. – Краска слезла с парохода, и он весь кажется каким-то грязным, мутно-бурым. Мачт нет: их поломал ледоход, смяли баржи… Все железные части покрыты густым слоем ржавчины»…